отрывок из: "Она…, или – «Фонари №2».
...
Улица полупустынна и безлика,
И на ней, тревожа тишину,
Где и фонари мерцают тихо,
У осенней сырости в плену.
Различим сутуловатый образ,
Чьей-то неприкаянной судьбы.
Огонёк окурка. Сиплый голос.
Лужами размытые следы,
Лишь укажут на желанье выжить,
Хотя всё вокруг стремиться пасть!
Статься, Он, на что нибудь обижен?!
Или листья падают не в масть?!
Кто это вообще: мужчина? Дама?!
Физики уже не различить.
И шатает. И разумно прямо
От избытка «чувств» пора уже лечить.
По лицу, ничуть не догадаться.
И фигура скажем, не ясна.
Зримо, если очень постараться,
То, что вряд ли «в этот дом» придёт весна.
Знаемо не первый год рутина,
Растлевает разум пустотой.
Увязало тело паутина Быта…
Что же, затем заупокой,
Кто-либо прочтёт над синим трупом,
Что найдут лежащим у стены.
Только вряд ли. Ведь безмерно скупы
Будут губы (в жажде тишины).
Может быть со временем суждения,
Обратят свой взор в Его нутро,
Это станет новым Днём Рожденьем
Для Него.… Иль всё же Неё?!
Эгоизм! И степень не причастия,
Не желают следовать туда,
Где с другими сотряслось несчастие,
Облекая в мантию суда.
Ведь к чему глас этаких историй,
Коли самолюбие вершит:
Грешника поглотит ада море,
И святится всяк, – кто не грешит!!! …
Жизнь сурова! А удел для многих
Неизвестен! Иногда нелеп.
И кого-то будут ждать дороги
И в пути дворцы. Ну, а кого-то хлев
И рефлексы стадного сознания:
С кем пастись, и куда на ночь встать.
Своим детям оставляя в назидание,
То, что ничего не в силах назидать.… «
Предложил бы, хоть кто-то, закурить,
Не клиент, сторонний человек…».
Не желая никого просить;
Коротая небольшой свой век: «
Чтоб осмыслил маленький мой мир,
Всё величие, «низменной» души,
Я бы сделала, всё, чтоб не попросил,
Только б Он сказал мне: «Не спеши,
– Обогрейся». И пустил к себе,
И поставил кресло у огня,
Чтоб душа оттаяла в тепле,
И не стал бы спрашивать меня
Ни о чём. Я всё бы отдала,
Просто, данный миг благодаря…».
Но торопится за осенью зима.
«Я же верю, то, что всё, не зря,
Я же продолжаю этим жить…»…
Листья у костра уже в плену,
Или в безмятежной серости кружить
Станут. Пополняя пелену….
Новая потешная девчонка,
Всем пригожа, в непристойной наготе,
Ненавязчиво, подчёркивая тонко,
Что не стоит подвергаться суете.
Исподволь в манящую стремнину,
(пока есть клиент, и столь влекущий вид),
Так заметно устремление кинуть
Своё тело. И торопится, спешит.
Будто что-то наверстать пытаясь малость,
Словно отдаваясь забытью…
Но, как кредитор, приходит старость
И затягивает медленно петлю.
Всё по кругу… Ночь, что сменит день,
Свет дневной, уступит тишине,
Снова призовёт в себя постель,
Растворив свои объятия зиме.
Только не для сна. А твой удел,
Распаляя плотью, чью-то страсть,
Постараться, чтоб к рассвету он успел
Разрешиться. И не счёл тебя за мразь.
Ведь таких полно. Чрез сумрак душ,
Не рассмотришь искренность. Где взор,
Лишь в оценке тела. Лоск и тушь,
Сей стабильности подпишут приговор.
Утро только явит, кто есть кто,
Разминая пластилин усталого лица,
Поминаешь: «…это всё, – не то…».
Вряд ли чьи-то растревожатся сердца
Дабы отшатнуться через миг,
Бросив только деньги свысока.
Ты безмолвно отвернёшь усталый лик:
«…чтоб отсохла, их дающая рука».
Но смолчишь. И может быть в ответ,
Улыбнешься: «Приходи ещё…».
Равнодушно-безразличное: «Привет…»,
Чуть знакомым. Неужели это всё
На роду наказанная доля?!
А затем? Канава, или хлев?
В мире этом, никого не беспокоит,
Как ты добываешь жизни хлеб.
Горечь губ, чрез сладость поцелуя,
Ёмкость пустоты, сквозь томность глаз,
Чтоб потом воскликнуть: «Аллилуйя!».
Откровенности хотелось бы сейчас.
Знать бы для чего? … Искусством лжи
Ты владеешь в совершенстве. А они,
Заплатив за похоть, – получая муляжи,
Всё равно спешат в объятия «любви»,
Будто мотыльки в фонарном свете.
Но души твоей пустынен ларь!
Только дольше снега, сирый ветер,
Наметает одиночества печаль.
Как ты ненавидишь эту стужу,
Нет, не оттого что ты одна!
Та пурга выматывает душу,
Чтоб потом установилась тишина.
Словно после смерти – воскресенье!
Белый снег, на беспросветность суеты…,
У тебя лишь вызывает сожаленье,
Только то, что белый снег – не ты!
Вот снежинка, в своевольном танце,
Хоть казалось её ветер исхлестал,
И сама она сменила сотни станций,
Присмотрись! Она по-прежнему чиста,
Появляясь или пропадая,
Всё кружит. И их кругом орда.
Ты живёшь, безгласно вопрошая:
Был ли выбор?! Выбор есть всегда!
Как библейская блудница, на распутье,
Может обрести цветок любви,
С этим обретая море сути…,
Чтобы плоть была растерзана людьми.
Побивая тело падкое камнями,
Как бы этим отрицая грех с себя,
То, что сами её к этому толкали,
В сей «любви» не воскрешая, а губя!
...
|
