Карлик...
Рождён был дерзким, чтоб не стать смиренным,
И всем живущим в мире нечета;
Сколь показали многие лета,
Что на земле мы все несовершенны.
Но только от рождения суждено,
Чтоб некого отметила природа
(а может всё заложено до родов,
Где блуд и грязь усилило вино?!).
Я – карлик! Гном! Трагический уродец!
Вам не дано в сем облике прожить.
Вы будете бессовестно грешить,
Пока не опустел души колодец.
А я? В чём я был виноват?!
Мне роль шута дарована – не боле!
Я птичка в клетке, что так жаждет воли,
Чтобы запеть совсем на новый лад.
Безгрешный грешник. В черно-белом цвете,
Мир предстаёт суровостью своей.
Ночь. Город ожил яркостью огней.
Но для меня сей мир, совсем не светел!
Моя судьба ни сколь не улыбнётся,
Скорее же увидится оскал! …
Я тихой тенью в темноте плутал,
Чтобы исчезнуть при восходе солнца.
Ничтожно мал. С ущербною рукою: –
Ну что же – смейтесь, поразинув рты!
И этой жизни данные черты,
Злой рок отметил искарёженной сохою.
Сколь тяжко, продолжая мир смешить,
Вокруг всё видеть вне его завесы.
Не мне читать вам праведные мессы,
Лишь возжелаю в праведности жить. –
Что вам во мне, вы, кому всё дано?!
Глумление над дарованным уродством,
И в глубине души лелея благородство,
И сим бахвалясь! …Но не суждено,
Кому-либо примерить мою ношу,
Чтоб ощутить всю прелесть неприязни.
(когда любой ребёнок тебя дразнит),
Всё это избежать, и тем не сесть в галошу.
Да! Я желал бы бытовать совсем иначе:
Красавцем быть и горестей не знать,
Писать картины, музыку слагать,
Но я лишён всего! – и только тихо плачу.
Ведь все кругом сторонятся меня,
Я сам людской толпы уж стал дичиться,
Моим желаниям никогда не сбыться,
Но лишь душа живёт… любовь храня.
И та любовь туманна, еле слышна.
К кому? – не ясно! – Да и кем дана?!
Но обходя уснувшие дома,
Селена от меня воротит дышло. «
Страшась, иль брезгуя?», – хотелось бы понять.
А мир ночной отнюдь не так прекрасен.
Да кто вообще над этим миром властен:
Кто мог отринуть? Или смог объять?!
Вот поживиться кто-то подойдёт
К прохожему, чем разум затуманен,
Но не узреешь откровения ставень,
Сколь он кого на помощь не зовёт.
А этой диве хочет тепла,
И тает дым томлёной сигареты,
Растопит полумрак пучину света,
Она же призывает все дела
Забыть в объятиях! Но приходит срок,
Рассвет навеет свежести усталость,
А что же с тем, кто согласился, сталось?
Он стал ей близок, или стал далёк?!
Скорее нет, чем да. И в этом прелесть!
Хотя взглянувши с прочей стороны:
Кто разгадает правила игры
У этой жизни, примет всё за ересь.
А кто меня заметит в темноте,
Я невелик, чтоб жертвой чьей-то статься,
И продолжая в сумерках скитаться;
В ночном покое, в вечной суете.
Я грежу тем, что давняя хула
Людского мнения, сможет измениться:
Исчезнут маски, что скрывают лица,
И белый свет не заслонит зола.
Мы разны все! Но сущности едины!
И прежде чем кого-либо судить,
Себя в его личину обрядить
Попробуй! (коли уразуметь необходимо).
И ты поймёшь, в попытке осознать;
Как будто всё давно тебе знакомо;
И может, перестанешь так шпынять:
Щенка, котёнка, … иль такого гнома
Как я. Лилею данный миг!
Но то мечта! Людское самомнение,
Скорей отринет столь желанное решение,
Чем озарит улыбка чей-то лик.
Есть те, кто требует, и те, кто тихо просит,
Не всем дано, ни все и лишены,
А будут души ли обнажены,
Чтобы разобрать тиши многоголосье?! –
Ведь кто из вас предстанет в неглиже,
И обнажит мир внутренний для многих?! …
Вот только не убавится убогих,
Как не убить уродства в собственной душе!
Сборник: "Мешанина".
|